Милый, ты выкинул пистолет? 18+

Милый, ты выкинул пистолет? 18+ Хорошенько порывшись в своей биографии, любой найдет там события с грифом «Этого, блин, могло и не быть, если бы…». Так вот, если бы приемная комиссия не разомлела от небывалой летней жары, Шмырков обязательно должен был пролететь хоть на одном вступительном экзамене. Тогда он не познакомился бы с Наденькой Марипольцевой в институте возле расписания лекций четвертой группы первокурсников. Но комиссия мышей не ловила, и знакомство состоялось. Наденька была стильной умненькой девушкой, вчерашней отличницей и обладательницей красного диплома через пять лет. Кроме того, она обожала эксперименты. Увы, не постельные. Экспериментировала Надя по части романтических отношений «эм» - «жо», а поскольку вчерашний троечник с минусом Шмырков умудрился сохранить в этой области девственность нераспакованной пачки прокладок, он быстренько угодил в цепкие Наденькины лапки. Выбрался из них потрепанный, словно из эпицентра ядерного взрыва, с тайным намерением посвятить жизнь тому, чтобы ненавидеть всех баб, сколько их есть в Солнечной системе. Потом карьерно ориентированная Надя перевелась в более престижный вуз и пропала с горизонта на целое десятилетие. За это время Шмырков успел четырежды жениться, трижды развестись и сменить восемнадцать мест работы. Анализируя весь полученный опыт, он последовательно формулировал отношение к желающим отравить ему жизнь, пока не получилась зловещая фразочка: «Я посмотрю, как ты сломаешь себе шею». Подход неудачника, но однажды Шмыркову довелось посмотреть, как хоронят в закрытом гробу его начальника, опасного приблатненного ублюдка, забывшего нажать на тормоз перед крутым поворотом. После этого Шмырков свято уверовал в безотказность своего «заклинания». Вновь увидевшись с Наденькой по прошествии десяти лет, он, понятно, не испытал ни одной положительной эмоции. Они столкнулись нос к носу на выставке какого-то модного художника – Шмыркова туда притащила жена Маша, балдевшая от авангарда в живописи. Сам Шмырков балдел от пива с жареными ребрышками, но раз в полгода можно и благоверную ублажить. Вот он и топал покорно, словно баран, за Машей из зала в зал, пока плечом не задел что-то мягкое. Обернулся и был немедленно опознан: - Шмырков? - Надька??? Это он погорячился. Первая любовь давно перестала быть «Надькой» и превратилась в Надежду Васильевну, директора элитного салона психоанализа и заместителя гендиректора крупнейшего в столице ЧОПа. В тот день она обеспечивала культурную программу парочке своих заграничных партнеров. Простенькую, в джинсах и серой кофточке с вышитым цветочком Машу Надя окинула высокомерным взглядом, а со Шмырковым ограничилась парой реплик: «Как дела? Где работаешь?», коротко отчиталась о своих карьерных достижениях и удалилась вместе с эскортом. «Я еще посмотрю, как ты сломаешь себе шею», - мрачно подумал Шмырков. Но Надя двигалась уверенным шагом, а шею чуть не сломала Маша, которая засмотрелась на очередную картину и подалась вперед, не заметив оградительной цепочки. …Приглашение к Наденьке в гости, прилетевшее на электронную почту, настолько выбило Шмыркова из колеи, что сначала он даже не задумался – а откуда Марипольцева узнала его электронку? Встрече на выставке исполнился почти месяц, и Шмырков был уверен, что Надя про него думать забыла. Да и он не парился, а чё: Маша под боком, ребрышки в магазине не переводятся, всё вокруг прекрасно и удивительно. Способность думать и соображать вернулась к нему значительно позже, а тогда, прочитав письмецо с адреса NMaripoltseva, он оторопел до размягчения мозга. Если принять это приглашение, лихорадочно рассуждал он – а я его приму – следует быть осторожным, как Штирлиц, минирующий кабинет Бормана. Потому что Надя ничего просто так не делает, и у нее по-любому что-то на уме. Впоследствии Надины планы оказались вполне безобидны, хотя и циничны до омерзения, но тем утром, изображая для Маши «сборы на работу», Шмырков жутко психовал. Картина его политико-морального состояния красочно иллюстрируется эпизодом в туалете, где Шмырков воспользовался освежителем воздуха в качестве дезодоранта. Чтобы добить его окончательно, не хватало какой-нибудь мелочи, и мелочь не заставила себя ждать. Покинув туалет, Шмырков увидел Машу с пистолетом в руках. - Стой, стрелять буду! Шуточка получилась что надо: Шмырков едва не откусил себе язык. Маша залилась смехом: - Прикольно, правда? - …оттттттткккуда этттто уууу тттебя… бя? - Да девчонка одна на работу принесла, Лёлька, ну, я тебе про нее рассказывала. Прикинь – у ребенка нашла! Он говорит, их учительница в парк водила гербарии собирать, а эта фиговина в кустах валялась. Как думаешь, настоящий? К Шмыркову, в жизни не видевшему настоящего пистолета, с этим вопросом следовало обращаться в последнюю очередь. Он осторожно взялся за рукоятку двумя пальцами. Уж больно ржавый для настоящего, да и деталей каких-то вроде не хватает. - Тебе-то зачем понадобился? – всё еще заикаясь, спросил Шмырков. - Лёлька предложила – нужен кому, забирайте. Ну, я и взяла на всякий случай, вдруг чего. - Маша! – Шмырков издал стон. – Мозгов бы взяла – на всякий случай!!! Машк, ты же не блондинка!... Короче, - он перевел дыхание. – Эту дрянь надо выкинуть. И где-нибудь подальше от дома. - Хорошо, - согласилась Маша. Спорить с напуганным мужем – всё равно что излагать свою точку зрения новогоднему холодцу: трясется, но ни слова не понимает. – Я выкину. - Нет!!! Я сам. Он может быть газовым, на них тоже лицензия полагается. Скажи спасибо, что тебя вчера с ним мусора не попалили. Блин, если твоя Лёлька в следующий раз припрёт автомат Калашникова, пусть его забирает кто-нибудь другой. Ясно? - Ясно-ясно, - Маша чмокнула супруга в щечку. – Я поскакала, до вечера! - Аревуар, - ответил Шмырков, закрывая за Машей дверь и тихо оседая на пол. «Надо вести себя нагло, - самовнушался Шмырков в преддверии тет-а-тет. – Нагло, уверенно, и никаких комплексов. Пусть эта жучка видит, что опять запудрить мне мозги не пройдет. Быстренько разберусь, что ей надо, и отвалю. Главное – вести себя очень нагло». Аутотренинг сработал на ура. Войдя в Надину квартиру, Шмырков осмотрелся вокруг с таким наглым и даже хозяйским видом, что Надя насторожилась: - Эй, Шмырков, я за тебя замуж не собираюсь! - Мечтай дальше. Куда повесить? – спросил он, стягивая куртку. - Сюда, на вешалку. Поверх куртки Шмырков пристроил свою визитку. Крючок сломался. «Чёрт, я же забыл выкинуть этот долбанный пистолет!» – сообразил Шмырков. - Что у тебя там такое? – недовольно поинтересовалась Надя. – Кирпич? - Золотыми слитками спекулирую, - прикололся Шмырков. - А-а-а… Ну-ну. Ладно, клади тогда на трюмо. Кофе будешь? Я сварю, а ты пока фотки посмотри, из Швейцарии. Я там на горных лыжах катаюсь. В отделанной по последнему слову евроремонта «гостевой» Шмырков расселся в кресле, Надя всучила ему фотоальбом зеленого бархата и удалилась на кухню, оставив шлейф сладко-возбуждающего аромата духов. Шмырков почесался под мышками: после паскудного освежителя до сих пор щипало. Забурчала кофемашина. Шмырков без интереса пролистал альбом: на горные швейцарские пейзажи ему было ровно и параллельно, а Надька в красно-голубом лыжном костюме – и вовсе скука смертная. К счастью, просмотр надолго не затянулся: Надя вернулась с чашечками, молочником и сахарницей на подносе. Изящно наклонившись, она поставила поднос на журнальный столик и села напротив Шмыркова, положив ногу на ногу. Шелковый халатик задрался, оголяя бёдра. «Смотри в другую сторону, - предупредил Шмыркова внутренний голос. – Смотри в другую сторону и не вздумай распускать руки. Она только этого и ждёт. Рыпнешься, а она как врежет горными лыжами…». - Так и чего ради я тебе понадобился? – Шмырков пай-мальчиком сложил руки на коленях и непринужденно подул в свою чашку. Кофе брызнул в молочник. - Видишь ли, Шмырков, у меня к тебе важное дело. Я, как ты знаешь, психолог… Так вот, я пишу статью о кризисах неудачной первой любви. Мне нужен материал, личные впечатления. У тебя они есть. Ну, как ты извёлся, когда я тебя кинула, как тебе было плохо, и почему ты не покончил с собой. Кстати, почему ты не покончил с собой? - Ну, ты даёшь, - вырвалось у Шмыркова. - Дурацкое выражение, - строго сказала Надя. – Да, еще хотелось бы в общих чертах понять, каким образом ты боролся с депрессией. Если ты с ней, конечно, боролся. Вот тебе бумага, вот ручка, набросай быстренько основные позиции, а потом всё изложишь под диктофон. Шмырков задумался. Ему был известен довольно надежный способ справиться с депрессией первой любви, но излагать эту технологию Марипольцевой совершенно не тянуло. Если она узнает, что от петли его спасло лишь воображение, рисовавшее Надю верхом на унитазе в разгар жестокого приступа диареи, она легко может прикончить его ударом горных лыж по черепу. Или ткнет лыжной палкой в селезенку… - Ну, и чего ты не пишешь? – поторопила Надя. Наверное, она так на работе подчиненных гоняет, ужаснулся Шмырков. Он решительно отложил ручку. - Слушай, я так сразу не могу. Если б ты заранее меня предупредила, я бы составил конспектик, а так… - Шмырков, ну в том-то и суть, что воспоминания должны быть спонтанными. Предупреди я тебя заранее, ты насочинял бы отсебятины. - Угу. – Шмырков кивнул. – А ты мою фамилию не собираешься указывать? - Ты против? - Да. Хотя и вряд ли, но если моей жене попадется твоя статейка, ей это не сильно понравится. Как насчет журналистской этики? Надя поправила халатик на груди, ловко распахнув его еще больше. Шмырков мужественно уставился в кофе. - Я не журналистка. Я заплачу тебе триста баксов, хоть купишь себе нормальный пиджак. А то, видать, на золотых слитках особо не разживешься… Было две вещи, которые Шмырков никому и никогда не прощал. Первая – наезды на Машу, вторая – наезды на свой пиджак. Он очень любил свой пиджак. В нем так удобно спалось на работе! - Обалденно. Хочешь за триста баксов подпортить мне семейную жизнь? Кстати, забыл спросить – а ты сама-то замужем? - Делать мне больше нечего, - Надя передернула плечиками. – Мужчины, помогающие в карьере – это приемлемо, но связывать себя на всю жизнь… вот уж нет. - А, так ты ненавидишь мужиков? - Презираю, - холодно уточнила Надя. – Между прочим, есть за что. Девяносто процентов недоумков, с которыми я общалась, считали меня девочкой-припевочкой, пытались опекать, а заодно и полапать, жизни учили… Ну и где они сейчас? В отстое. А я, если ты заметил, много чего добилась. Считаете, блин, что умные, тебя, Шмырков, это тоже касается, не делай обиженное лицо. Вот ты думаешь: я такая стерва бесчувственная, даже не поинтересовалась, что у тебя и как, а не приходит в голову, что мне всё-всё про тебя известно? Тася Агапова, Израиль – знаешь такую? Так вот, дружок, это мой сетевой ник. Шмырков больно обжег язык слишком большим глотком кофе, но сохранил непроницаемый вид. Включились гены дедушки-партизана, который умер на допросе, так и не выдав теще местонахождение большой бутылки самогона. С Тасей Агаповой Шмырков пересекся года полтора назад, убивая время в чатах. Слово за слово, завязалась оживленная переписка. Шмырков втирал «Тасе», что пишет стихи, и даже прислал ей несколько своих шедевров. Уж если сам Шмырков признавал, что его поэзия – полное дерьмо, это что-то да значило, но «Тася» сгенерировала такую бурю восторга, что он сразу заподозрил подставу. В продолжение эпистолярного диалога «израильская гражданка» возводила в абсолют каждую вторую шмырковскую фразу и выражала желание встретиться с непревзойденным Шмырковым лично, ибо он ей «чем-то близок». Шмырков нёс в ответ полнейшую ахинею. Так вот почему письмо от Марипольцевой пришло на адрес, специально зарезервированный для «Таси» и еще нескольких виртуальных знакомых. «Ладно, удивляться будем потом». - Ну надо же, - выразительности шмырковского зевка позавидовал бы сам Чак Норрис. – А я всё прикидывал – ты, не ты? Тут язык обожгла себе Надя, но у нее не было героического дедушки-партизана. - Ай!!! Шмырков! Врёшь профессиональному психоаналитику и даже не краснеешь! - Не вру. Я тебе полтора года дезу сливал, если ты ее хавала, то ты либо сама врёшь, либо ты – не психоаналитик, и в таком случае тоже врешь. Надя пробормотала что-то невнятное. Шмырков готов был поклясться, что барышня употребила расхожий психологический термин «Сукаурод». Но, взбираясь по карьерной лестнице, Марипольцева приучилась быстро брать себя в руки. - Ладно, - примирительно сказала она. – Ты, Шмырков, умнее других, прости, я тебя недооценила. Правда, извини. Просто, ну согласись хоть для разнообразия, где я, женщина, а где ты, мужик? Может, ты мне и сливал дезу, но по тебе же и так всё видно. У меня, - Надя принялась загибать пальцы, - две должности в высшем менеджменте, зарплата, а у тебя? У меня квартира пять комнат, а у тебя? У меня крыша в спецслужбе – сосед мой, генерал ФСБ, а у тебя? Я занимаюсь спортом, веду здоровый образ жизни. У меня тачка – джип лэндкрузер… а ты хоть машину-то водишь? Понятно, не водишь. Спрашивается, чего я такого не могу, что можешь ты? Как ни крути, это было аргументировано. Шмырков потупился. А что он мог противопоставить такому набору умений, навыков и связей? Крыши в ФСБ не предвидится, машину он не водит, хата – облезлая двушка… действительно, где он, а где Надька? Он только и умеет, что прогуливать работу и все выходные пить пиво. Под рёбрышки… уже собственных рёбер не нащупаешь. Пиво… пиво… водка. Водка. Тут-то Шмырков и вспомнил о своём единственном, давно не находившем применения таланте. Он поднял глаза на торжествующую Марипольцеву. - Ты меня не перепьешь. На улице темнело. По ту сторону стеклопакетов дневной свет привычно уступал вечерним сумеркам, а по эту сторону Надя Марипольцева никак не желала уступить Шмыркову в бескомпромиссном состязании «Кто выпьет больше коньяка». На третий час ее прибило курить шмырковские сигареты, причем она так расфокусировалась, что Шмыркову приходилось гасить после нее бычки. Иначе в комнате можно было бы вешать горные лыжи. Шмырков и сам обкурился, его даже Надькины голые ноги перестали возбуждать – верный признак никотинового токсикоза. - Я еще в институте бросила, - объяснила Надя, прокашливаясь. – Вредная привычка. - Что да, то да, - согласился Шмырков. – У меня как-то приятель пошел в ночной маркет за сигаретами, так ему по дыне настучали, да еще и бумажник стырили. - Надо с охраной ходить. У нас в ЧОПе тарифы – стольник за час, баксов, естесстно… Тебе не надо охрану, а, Шмырков? Или жёнушку покараулить?... - Да ладно, обойдемся как-нибудь. У меня сигареты заканчиваются, не возражаешь, если я в магазин смотаюсь? - Смотайся. Только это… чтоб честно всё… по дороге – не трезветь! - Ни в коем случае. – За сигаретами следовало сходить раньше, но достигнутая Надей кондиция вызывала у Шмыркова некоторые сомнения. Теперь сомневаться не приходилось: она не заметит, что оба кармана его пиджака противоестественно отсырели. Начиная с четвертой рюмки, Шмырков выливал туда свой коньяк – этот фокус он освоил в ходе многочисленных попоек с начальником, когда не пить было нельзя, а пить – невозможно. …Притопав обратно с покупками, он обнаружил дверь в квартиру открытой, а Надя виднелась на балконе. Судя по звукоряду, ее конкретно рвало. Шмырков злорадно ухмыльнулся. Пока горнолыжница занята, неплохо бы избавиться от пистолетного металлолома. Тщательно протерев оружие о штаны, Шмырков спровадил его в мусорное ведро на кухне. Идейка не из тех, за какие номинируют на Нобелевскую премию, но Шмыркову вовсе не хотелось привезти «трофей» обратно домой, а с его склерозом именно так всё и кончится. Потирая руки, он скользнул в комнату и надорвал пластиковую оболочку «восьмерки». Завершить вскрытие не сложилось – Надя появилась с балкона, причем уже не в халатике, а полностью одетая, даже в туфлях и колготках. Без Шмыркова она не теряла времени – по крайней мере, потратила его не только на два пальца в рот. - Ты куда-то собираешься? Читай продолжение по ссылке под изображением 👇